Моя Родина.

Я родилась и прожила до 22-х лет в Татарии. Это моя Родина.

Раньше я отождествляла понятие Родины с Государством, в котором жила, а теперь я поняла, почувствовала , что Родина для меня – это Татария.    В августе 2018 г.  мы семьёй (я, Тоня, Антон и Таня) по случаю моего 80-летия посетили места  «моей боевой славы» — т.е. места, где прошли моё детство и юность.   Природа в Татарии не какая-нибудь экзотическая, но как она мне  оказалась созвучна. У меня было радостное и блаженное состояние. И хотя многое изменилось за 58 лет моего отсутствия – не было  уже домов, где мы тогда жили, луга, в которых я пропадала целыми днями,  заросли ольшанником,  и все таки было ощущение  — я приехала домой.  Это было удивительно. И ещё я поняла, что Родина это не только географическое место, но и люди.

Я русская, но татары для меня братья по Родине. Я люблю этот народ. Когда я встречаю татар где-то за пределами Татарии, у меня к ним особое отношение – как к родственникам.

Я   это осознала только сейчас.  Почему это так? Просто лирика, воспоминания детства? Нет, я думаю, что это и есть то, что называют чувством Родины, закрепленным где-то в нашей душе.   Я провела внутриутробный период и последующие 22 года жизни в Татарии и все это время был контакт, взаимодействие моего организма и этой географической точки планеты Земля. Полагаю, что эта связь и есть чувство Родины.

Но когда я таким образом объяснила чувство Родины, я обнаружила, что такие же созвучные мне географические точки имеются и в других точках Земли. Я жила в разных местах СССР, но ощущение созвучности моего организма месту проживания было у меня ещё только в Белоруссии (г. Борисов), в меньшей степени в Ленинграде. А во Владимире, на Урале, в Москве  этого ощущения не было и нет.

И ещё  — давно,  где-то в 1975-77гг я ездила в туристическую поездку в Болгарию. Мы посетили много мест в Болгарии. Всё было хорошо организовано в этой поездке, но оставил неизгладимое впечатление город Несебр. На островке в 5-10м от берега на каменистом островке стоял старый город Несебр, обнесенный каменными стенами по периметру .А внизу под стенами плескалось море. Волны бились о камни, пахло водорослями, морем, рыбой. Я наслаждалась в этом шуме моря, в его запахах. Это тоже была точка созвучия. И я тогда сказала:» Где бы я хотела жить, так это в Несебре», что, конечно, было нереально, и я там больше не была. Так что понятие «Родина» — не все так просто , если, конечно, иметь в виду истинное  понятие Родины, а не политическое значение, которое чаще всего придают этому слову.

Итак, я родилась 21 августа  1938г. в с. Пестрецы Пестречинского р-на Татарской АССР.

Пестрецы (август 1938г – август 1941г)

Село расположено на правом берегу реки Мёша в 45 км к востоку от Казани.

В давние времена эти места покрывала тундра. Здесь водились мамонты, ящеры, динозавры и др.  В конце ледникового периода когда ледники отступали на север, человек пришел в эти места. Стоянки первобытных людей обнаружены на территории Пестрецов.  В долине р. Мёши найдены памятники эпохи бронзы.  О древнейших поселениях людей в этих местах свидетельствуют археологические памятники Волжской Булгарии, золотоордынского времени (12-14 вв),  Казанского ханства (14-16 вв).

Примерно в 1560—1565 годах по Указу Ивана IV «Земли от Шихазды до Девлизерского оврага передаются в вотчинное пользование Троицко-Сергиевскому монастырю с горы Свияжской». Мастеровые из Костромской губернии, строители этого монастыря, начинают заселять здешние края. Так именно в эти годы на берегу большого лесного озера в живописном месте появились жители будущих Пестрецов. Поселение назвали Троицкая пустошь. Через некоторое время была построена деревянная церковь Святого Николая-Угодника и Сергия Радонежского. Село переименовали в село Никольское. Несколько десятков лет оно существовало под этим названием.

В архивах Казанского Государственного университета хранится подлинный письменный источник — рукопись середины XVII века (1650 год), имеющая прямое отношение к истории Пестрецов. В источнике сказано: «Лета в 7158-го (1650 года) генваря живоначальные Троицы-Сергиева Казанского монастыря память мне строителю старца Кирилу Конищеву. Заговорил крестьянин Офонасья Бедерева ис поместья, его Иван Оксенов того же Троицкого-Сергиева монастыря в вотчине Малых Пестрецов у крестьянина у Исака Офонасьева за девку Анну. И та девка за его сына замуж выпущена. А выводу за неё взято 13 алтын 2 деньги по приказу. Память писал Костька Базлавской. Строитель Кирило». Этот документ даёт полное основание утверждать, что в 1650 году село уже называлось Пестрецы.

Существует 2 версии названия села:

В лесу водилось много грибов. Грибы собирали и возами возили в Казань на продажу. Гриб назывался пестрец из семейства моховиков. По имени грибов назвали и село.

Поскольку основателями села были мастеровые разных профессий, то эта «пестрота» послужила основанием для названия села. Село сначала называлось Троицкое, затем Никольское, а с 1650г – Пестрецы.

Моё имя.

Родилась я по словам мамы где-то около 5 час вечера. На бедре у меня была родинка в виде красного арбузного семечка. Мама говорила, что во время беременности она очень хотела арбуза. Я эту родинку  (правда она уже побелела) смутно вспоминаю где-то в 3 кл, Потом она незаметно пропала.

Отец меня назвал Ольгой.  Мама говорила, в честь Киевской княгини Ольги.  В отличие от А. Толстого, я не воспринимала эту свою княгиню как древность. В моем сознании она для меня стала близкой. И положение обязывало соответствовать ее статусу. И хотя моя одежда и условия быта были вполне крестьянскими, но я-то всегда знала кто я и поэтому для  меня были неприемлемы  вульгарность (в одежде, поведении,  и в речи).   Это касается и употребления  мата. При всем интересе к этимологии матерных слов меня коробит использование их в речи. Речь с использованием матерных слов кажется мне нечистой, грязной и вызывает у меня брезгливость и отвращение. 

А моя няня Груня говорила, что у отца была сестра Ольга, которую он очень любил. Может это она послужила причиной что меня так назвали. Ну и хорошо. Мне нравится моё имя.

По одной из версий имя Ольга позаимствовано из скандинавских языков от имени Хельга — в переводе святая, священная, светлая, ясная, мудрая. Имя Ольга является женской формой мужского имени  Олег. По второй версии Ольга – древнеславянское имя — женская форма мужского имени- Вольга, Волх — солнечный, хороший, великий, большой. Уменьшительное ласковое имя Ольги – Ляля, Олёна.  Вот Лялей меня и звали в детстве. Лялей я была вплоть до окончания института. И только когда я после окончания института приехала на работу в г. Владимир я стала Ольгой.

Из первых трёх лет жизни в Пестрецах, естественно, ничего не помню, кроме нескольких эпизодов.

1-ый. Мы с мамой сидим на крыльце. Я сижу у неё на коленях. Мне , по моим ощущениям, около года.  Я наверно еще не хожу, т.к. меня держат на руках. Около крыльца ходят белые гуси. Они гогочут, вытягивают шеи прямо к маминым белым коленкам и щелкают клювом. Мне страшно, что они сейчас её ущипнут. В дальнейшем у нас никогда не было гусей,  но боязнь гусей сохранилась на всю жизнь.

2-ой.  Я лежу в кроватке. Проснулась, подняла ноги под одеялом и стала воображать, что это кто-то чужой и страшный ( чудовище). И вдруг это чудовище стало наклоняться ко мне (это я ноги вперед наклонила) мне стало страшно и я закричала:» Мама!»

3-ий.  Я лежу в той же кроватке, а за кроваткой спрятался папа и рычит, а потом со смехом выглядывает из-за кроватки, и я говорю: »А-а! Это папа! А я думала вонька (волк)» Он смеется, какая я глупая. А я-то знаю, что я ему подыгрываю, ведь я-то не испугалась, я знала, что это он. Т.е. почти в младенческом возрасте, я еще говорить толком не могу, но все понимаю.

Это удивительно,  я это только сейчас осознала.  И я не слышала, чтобы кто-нибудь  об подобном упоминал, а ведь это было.

А вот ещё такой случай в селе Кулаеве. Мне 5-6 лет. Мама или Груня, кто-то из них связали мне из шерсти перчатки и хотят меня порадовать подарком. Я проснулась, лежу в кровати, а они мне говорят: «Лялечка! Посмотри какие перчатки тебе связали. Померь.»   Я надеваю перчатки и, чтобы сделать им приятное, говорю: «Какие теплые перчатки!» И вдруг Груня стала смеяться надо мной, что я лежу в теплой постели и говорю, что перчатки теплые. А ведь они сами, бывало, при мне говорили, щупая какие-нибудь варежки, шапки, кофты и т.д., какая теплая та или иная вещь. А меня подняли на смех. Я ничего не сказала в оправдание. Я оскорбилась, мне стало неприятно, что они надо мной смеются, как над глупой. Я-то ведь опять подыгрывала им. Вот, думаю: « Это они глупые. Они не поняли меня». Я это запомнила. Запомнила, что надо быть осторожной в словах и не ставить себя в смешное положение.

Вообще, удивительно каким образом, но многие вещи без объяснения вдруг становятся понятными.  Где-то я читала, что дети, находящиеся в утробе матери еще полностью неразвившиеся, слышат музыку, слова матери, реагируют сердцебиением на тревожные моменты. Может они и слышат, но как они понимают  слова?  По-видимому здесь можно говорить, что они уже особым образом общаются душами. И эта способность получать информацию и понимать точно без слов  без объяснений существует у детей какое-то время.  Возможно остатки этой способности проявляются у взрослых в виде интуиции.

Приведу  примеры из моего детства.

1. Мне 6 лет. Вчера я слышала, как парни пели припевку. На следующее утро я проснулась в хорошем настроении и не вставая с постели громко запела куплет этой частушки.  Сразу почувствовала, что спела что-то не то, нехорошее. Мама и Груня промолчали, а брат Славка сказал: »Дура».
2. Мама с Груней разговаривают. Они обсуждаю историю в соседней деревне. В соседней деревне с фронта вернулась одна девушка. Девушка эта вернулась в мужской солдатской форме. Выглядела как парень. Женскую одежду носить не стала. И в деревне начались пересуды. Через какое-то время эта девушка–фронтовичка повесилась.   В этой истории было что-то странное. Но тем не менее я поняла главное, не зная частностей. Я поняла, что в её поведении  было что-то не принимаемое окружением. Много позже, почти через 30 с лишним лет я прочитала научную книгу психиатра Свядоща, узнала о всяких отклонениях в психике человека и вспомнила эту историю.

Когда я училась в 3-ем классе, мы жили в Столбищах. Там умерла молодая женщина. Что-то в ее смерти было странное. Она не болела, но умерла. Возможно, что я услышала слово «аборт». Но это не говорилось громко, т.к. это тогда мог быть только подпольный, запрещенный аборт. Но тогда я этого не знала, и тем не менее тоже поняла ненормальность происшествия. Во всех этих случаях неизвестно каким образом было какое-то внутреннее знание сути происходящего.

Кулаево  (август 1941г – октябрь 1946г) 

 

Село Кулаево находится в 33 км от Казани. По некоторым сведениям село появилось во времена правления Ивана Грозного и считалось, что название села происходит от фамилии Кулаев.   Интересно было бы посмотреть расшифровку генотипа современных жителей этих мест.

Ну а наша семья оказалась в Кулаеве в августе 1941г, когда маму перевели  сначала учительницей,  а потом назначили директором в неполную среднюю школу в селе Кулаево, которое находилось недалеко от  Пестрецов. В Кулаеве мы жили вчетвером: мама, Груня, мой брат Славка и я, а отца  вскоре забрали на фронт.

Село Кулаево располагалось возле речки. Речка называлось Шумелка. Речка была небольшая и не глубокая летом, но весной в половодье она превращалась в широкий бушующий поток, который несся с огромной скоростью, и я стояла как в гипнозе, не могла отвести взгляд.

Речка протекала в глубокой лощине и у нее один берег был пологий и на этом берегу располагалась с. Кулаево.   Там находился детский сад, куда меня одно время водили. Помню, в детсад приходил молодой гармонист, играл на гармони, а мы танцевали и пели под неё. Этот гармонист очень мне нравился.   Другой берег лощины был крутой и высокий. На этом берегу стояла белая Спасская церковь с колокольней, изба церковного сторожа, школа и несколько жилых домов. Церковь была к тому времени местными активистами полуразрушена, а в сторожке поселилась наша семья. Колокольня тоже была полуразрушена, но мне приходилось не раз туда подниматься, т.к. внутрь её почему-то любили забираться наши козы и мне приходилось периодически лазить туда и возвращать коз домой. Церковь была обнесена оградой, каменными столбами с железными решётками. В эту ограду перед приделом Смоленской Богородицы была встроена каменная часовенка, в ней была ниша, а в нише  была помещена статуя сидящего Иисуса Христа. Фигура Христа была выполнена в человеческий рост. Она была облачена в расшитые одежды. Потом эта статуя исчезла, осталась только на полу одна его расшитая туфля. Мы тогда думали, что это очередной разбой хулиганов, но, как теперь стало известно, возможно, что статую Христа перевезли в село Кабаны в церковь, где она и находится сейчас.

 

Недалеко от церковной сторожки стоял еще один дом, где жил мой приятель-одногодок Славка. Был этот Славка добрый и славный мальчишка, но скучный. Жил он с тетками и они ему многое не разрешали и поэтому он не мог целыми днями со мной бродить.

Церковная сторожка стояла на бывшем кладбище. Это выяснилось, когда рыли погреб. При этом было выкопано много костей, черепов.  Их почему-то не убирали, они валялись под ногами. Черепа пинали как мяч в футболе. Вечером кости и черепа белели на траве, но было нестрашно. Они воспринимались как-то отвлеченно, вне связи с трупами и смертью.

Голодные годы.

В те годы войны были  голодные времена. Весной  на поле собирали мороженую, оставшуюся с осени, картошку и из неё пекли крахмальные лепешки. На огороде садили картошку сорта Лорх. Эта картошка была белая, рассыпчатая, вкусная. И ещё тогда выручало просо. Его сеяли в кулаевском колхозе и вероятно оно хорошо росло, так что пшенная каша очень выручала. Но поскольку эту кашу варили постоянно, она мне надоела ужасно.

Травы в округе было много, мы держали коз и для молока, и для мяса, и для шерсти. Из шерсти мама вязала шапки, варежки, кофты, рейтузы, она была рукодельница. Вязала красиво, оригинально. Вязала спицами, крючком. Вывязывала такие кружева, что все только дивились. Я уже в институте всё еще носила, связанную ею шапку из кроличьего пуха. Деревенские женщины и Груня ездили в Казань, возили туда на продажу молоко и изделия из шерсти.  На полученные деньги покупали что нужно.  Иногда Груня привозила деликатес – селедку. Селедка была ржавая с  тухлинкой. И это было нормально (т.к. другого я просто не знала)  и очень вкусно. Позже я с удивлением узнала, что селедка не должна быть тухлой, но в тухлой селедке был своеобразный вкус (так по крайней мере мне казалось тогда). Но хотелось чего-то сладенького, вкусненького. И мама нарисовала мне синим карандашом яблоню, а красным карандашом яблоки на ней.  Но когда я посмотрела на рисунок, мне так захотелось  яблок, что я вырезала ножницами эти бумажные яблоки и съела.  Было очень противно и желание поесть яблок исчезло.

Животные в нашей семье.

У нас всегда были какие-нибудь животные. К животным у нас в семье всегда относились с любовью, их ласкали и баловали. Им разрешалось заходить в дом,  и они чувствовали себя свободно.  Мама им давала имена литературных героев. Так собаку звали Казбич (лермонтовский персонаж), а одну козочку звали Козетта (из романа Гюго).  Кстати,  Козетта была блудней. Однажды она залезла в дом и съела в горшке пшенную кашу, а потом, услышав шаги и голоса, спряталась,  А именно, она засунула голову под стол, а туловище осталось на виду. Ну её вытолкали из дома, но, конечно, не били, а посмеялись.  Другая коза была хулиганка. Она следила за мной. Как только я оказывалась во дворе одна без взрослых она бежала ко мне и сбивала с ног, так что я должна была быть бдительной, чтобы во время убежать. Еще одна коза – любительница лазить в огород через плетень. Однажды мы услышали ее вопли. Побежали спасать. Оказалось, она полезла через плетень и сорвалась. При этом она зацепилась бородой за кол ( а борода была в репьях)  и повисла. Пришлось снимать ее с кола.

Весной козы ягнились. Козлят забирали в дом. Первое время кормили их из бутылочки с соской. Козлята подрастали, бегали по комнате и прыгали на табуретки, на кровать, на стол. Прыгали очень легко и высоко, просто взлетали.

У нас, конечно, был кот. И однажды, я зашла в чулан, а там рядком, голова к голове лежали мыши. Кот их ловил, но не ел, а укладывал, как будто отчитывался за проделанную работу.

Страшилки.

Бывает период жизни в детстве, когда дети любят слушать и придумывать страшилки.  У   некоторых людей этот интерес остается на всю жизнь.

Первые страшилки – в Кулаево. Мне 5-6 лет. Вечером школьные уборщицы ходят топить подтопки в классах, чтобы на следующий день в классе было тепло. Дети уборщиц и мы с братом Славкой сидим в темном классе около подтопки. Огонь в подтопке освещает наши лица и мы слушаем страшные истории, примерно такого типа.  У одной женщины на фронте погиб муж. Она не могла его забыть, все плакала. И вдруг он стал приходить к ней по ночам. А утром уходил. Она радовалась ему, но стала чахнуть. А соседи заметили, что часов в 11 ночи к ней летает корчага (это такой большой глиняный горшок, в нем, обычно, готовили сусло для пива). Вот летит такая корчага по небу, за ней огненный хвост. В огороде или во дворе этой женщины корчага падает с искрами и в дом уже входит муж.

Все понимают, что это летает к женщине чёрт.  Вот соседи начинают советовать женщине что нужно сделать. Тут разные варианты: 1 – начертить мелом крест над дверью;  2 – повесить над дверью пучок заговоренной травы;  3 – когда будут садиться за стол, подложить под себя (под попу) заранее припасенный косарь. А потом нарочно уронить вилку под стол. Черт, как истинный джентльмен, нагнется под стол поднять вилку.   И в этот момент станет видно, что сзади у него хвост и тут-то косарем надо рубить черту хвост.  Чёрт вскакивал в страшной злобе и (тогда уже ясно, что это чёрт , а не муж) с треском выскакивал из избы, так что  она вся сотрясалась, и больше уже он не прилетал. А женщина переставала сохнуть.

После таких рассказов, мы со Славкой в сумерках бежали домой. Нам чудилось, что за углом кто-то  стоит. Нам было страшно.  А нашей няне Груне не нравилось, что мы со Славкой где-то ходим и она решила нас напугать. В один из вечеров она спряталась в сенях и когда мы стали заходить, она завыла. Славка испугался, закричал: «Черт!» и побежал. Я тоже испугалась, но в отличие от Славки я онемела и не могла двинуться с места. Груня выскочила, обняла меня и говорит: «Лялечка, не бойся. Это я!»  и стала звать Славку. После этого случая обо мне сказали, что я храбрая, а Славка-трус. Это было неправда, но я не призналась, что я просто не могла тронуться с места.

Позднее лет в 13 опять были страшилки. Это был Гоголь – «Вий» и «Страшная месть». Было страшно , не могла за один раз прочитать, откладывала на другой раз. Ночью боялась.  Эти страшилки вызывали у меня неприятные ощущения и в общем-то я и сейчас не особенно люблю фильмы ужасов.

Природа в моем детстве.

Писатель Аксаков в своей повести «Детские годы Багрова внука» написал: «Детство мне посчастливилось провести в деревне». Когда я это прочитала, будучи где-то в 8-ом  классе, я очень удивилась , что это счастье и мне оказывается тоже повезло. Но поняла я это только став взрослой. Теперь то я знаю, что мне тоже повезло с детством.

Все мои детские воспоминания и ощущения связаны с природой.

Первые картины, начиная с Кулаево с 4-5 лет. Сразу от дома , от церкви лежали луга и поля. Через поля шла дорога. Я помню как иду по этой дороге, а по обе стороны стоит колышется рожь, пшеница или овес – желтое, волнующееся от ветра поле, как море и по нему бежит волна. А сойдешь с дороги в поле и ты уже стоишь по пояс в этом море.  Это зачаровывало, могла стоять долго и смотреть, смотреть на это море.  А среди колосьев — васильки, синие и красивые.

В Кулаеве  были также участки лугов с ковылем. Здесь тоже впечатление моря от серебристого ковыля, стелящегося по ветру.  Я ни разу не видела ковыльную степь, но эти ковыльные луга – волновали. Сердце замирало.

По обе стороны дороги росли самые жизнестойкие травы – конотоп, красавец цикорий с нежно-голубыми цветками, полынь, малейшее прикосновение к которой наполняло воздух пряным горьковатым ароматом. Из полыни делали веники и когда таким веником подметали в доме пол, то запах полыни распространялся по дому.  И не было и нет для меня лучшего веника для дома.

В Кулаеве я любила подолгу лежать на траве и смотреть в небо как плывут, соединяются и разъединяются облака — какая синева и бездонность,  .

Была в Кулаеве, как я уже говорила, речонка Шумелка — метра 2 шириной и глубиной мне до шейки.  В этой речке я научилась плавать, любить воду и получать огромное наслаждение от купанья. Летом я целыми днями лазила по оврагам, рассматривала жучков и паучков. В зарослях кустов в гнездах видела птенцов в разных стадиях их развития. Я находила птенцов, как мне казалось, выпавших из гнезда, и снова подсаживала их в гнезда. Огромный интерес вызывали головастики. Я видела как они вылупляются из икры. Потом у них вырастали задние лапки, потом передние, потом хвостик исчезал и это уже был маленький симпатичный лягушонок и хотелось его подержать в руках. Но не могла взять в руки взрослую лягушку и если она случайно прыгала на меня – в ужасе визжала.    Есть в моей памяти ужасное воспоминание. Я наловила целый подол головастиков.  Кладу их по одному на камень и бью другим камнем по головастику. И так один за одним. И вдруг вижу это месиво. Мне стало жутко и противно. Больше я головастиков не ловила. Почему это было – не знаю.

Болезнь.

Я болела воспалением легких.  Была очень высокая температура. Остались кошмарные воспоминания о компрессах, банках.  Кстати, у меня сложилось ощущение , что компрессы мне не приносили пользу, а, наоборот, они утяжеляли мое состояние. Я не помню был ли у меня бред, но помню свое состояние,  подобное которому у меня больше никогда не наступало. Я лежу. В глазах (в голове?) мелькает крутящееся колесо из икр.  Вращение искрящего колеса всё ускоряется,  степень искрения также усиливается.  Колесо уже раскалённое. Вращение колеса сопровождается неприятным металлическим звоном (визгом) в ушах, усиливающимся также со скоростью вращения. Все это нарастает, нарастает  и вдруг оглушительно взрывается,  огненное колесо рассыпается.  Наступает тишина.   Через мгновение все снова начинается.   Это очень сильно меня изматывало.

Уже где-то примерно в 1985 г. у меня было снова воспаление легких, бронхит и я проходила обследование. Врачи обнаружили у меня в легких обызвествленнные  участки, что говорило о том,  что у меня в легких когда-то начинался туберкулезный процесс, но потом всё-таки остановился.

Чтоб меня как-то во время болезни развлечь, чтоб я не вставала с кровати, мама разбивала градусник и выпускала в блюдце ртуть. И я играла, пальцем дробя ртуть и наблюдая как капли ртути снова сливаются в одну. Иногда блюдце опрокидывалось, ртуть проливалась на постель.  Что-то собирали, что-то оставалось в складках постели, а что-то проливалось на пол в трещины пола (не делайте так — это опасно!).

Религия в нашем доме.

Несмотря на то, что моя мать Нечаева Людмила Николаевна была дочерью священника Николая Петровича Нечаева, в нашем доме не было культа религии.  У нас в семье не принято было креститься и читать молитвы перед обедом и на ночь перед сном. Мы не соблюдали посты и не ходили в церковь ( правда там, где мы жили действующих церквей и не было).

Но у нас была икона Иверской Божьей матери и мы молились перед ней. Икона была большая, светлая, красивая.  Я очень любила её ( думаю, не только как икону, но и как картину, как цветовое сочетание  красок). Эта икона была у нас до моего отъезда в Казань на учебу в институт.  Кому и куда её отдали не знаю, но до сих пор очень  сожалею, что этой иконы  больше нет у нас.

На этой иконе Божья матерь держит на коленях младенца Иисуса Христа, но лицо у него не младенческое. Это несоответствие каждый раз мне бросалось в глаза.  Мне кажется, что если бы ребенок Иисус Христос  был изображен именно младенцем – это бы производило большее впечатление. Пальцы богоматери правой руки были сложены особым образом: 2 пальца – указательный и средний были выпрямлены, безымянный и мизинец согнуты, большой палец ложился на 2 согнутых пальца. Именно так, я тоже складывала свои пальцы и до сих пор так делаю, хотя мне говорили, что это жест благословления, а при молитве – обращении к Богу должны быть соединены три пальца – как символ единства – Св. Троицы.

Отец тогда был на фронте. Мысли семьи были о нём.  Я видела как мама молилась перед иконой. Груня мне говорила, что я должна тоже молиться, чтоб папа вернулся с войны живым и невредимым.   В одну из поездок в Казань, когда мне было 6 или 7 лет, она взяла меня с собой  и в Казани окрестила.   Ещё она говорила: «А ты, Лялечка, когда будет трудно или страшно, говори « Святый боже, Святый крепкий, Святый бессмертный  помилуй нас (или мя)»   Не знаю правильно ли я запомнила, но эти слова впечатались в мой мозг, и хотя меня нельзя назвать очень религиозной, но в некоторые моменты своей жизни я повторяю эти слова как мольбу  и при этом складываю пальцы правой руки как у Иверской божьей матери на иконе.  И эта Богоматерь в моем сознании сливается с киевской княгиней Ольгой, которая дала мне имя.

Отзвуки войны в деревне.

Шла война. О событиях на фронте сельчане узнавали из радио и газет.    В газетах печатали свои карикатуры Кукрыниксы. Кукрыниксы – это творческий союз художников – Куприянов, Крылов и Николай Соколов. Они часто рисовали карикатуры на английского премьера Черчиля —  толстого, противного, с толстой сигарой в углу рта.  Помню рисунок изображающий взятие немцев в кольцо. По-видимому это относилось к событиям под Сталинградом. Группа немцев в фуражках с высокими кокардами внутри стального кольца. Кольцо сжимается, давит. По лицам немцев видно, что им очень больно. Лица искаженные, некрасивые и неприятные.

По радио звучал характерный, узнаваемый голос Левитана. Тревожные новости. В Пестрецах было  всё больше эвакуированных из Белоруссии, из Минска. Жили эвакуированные и в Кулаево.

Затем Советские войска перешли в наступление, и вошли в Германию.   И в деревню пошли посылки из Германии. Солдаты не могли вывозить вагонами мебель и др. ценные вещи, но они присылали одежду: мужские костюмы, женские комбинации. Для наших женщин это было богатство.  Одна женщина по незнанию надела шелковую комбинацию, которая ей показалась необыкновенно красивой, вместо платья и пошла в гости.    Все потом смеялись. А моя мать купила у какой-то женщины подкладку от мужского пиджака. Подкладка пиджака была из саржи темного цвета, а подкладка в рукавах  была белого цвета с черными полосками. Из белой подкладки мне сшили кофточку, а из темной саржи –сарафанчик.  Я чувствовала себя очень нарядной.

Потом стали возвращаться солдаты из Германии. Деревня гуляла. Я слышала разговоры, как подвыпившие мужики говорили о своей фронтовой жизни, рассказывали о боях, моё детское воображение поразило то, что они заходили в дома немцев и могли взять там всё, что хотели.

Возращение отца.

В один из дней 1944-45 гг. к нам в дом-сторожку возле Спасской церкви пришел высокий мужчина в военной форме.  Я была  дома одна.  Он мне сказал, что он мой отец, но я не узнала его и не  поверила. Потом  прибежала мама и да — это был мой отец. Он привез тоже подарки. Это был чемоданчик, а в нем красивые печенья – галеты. Но подарок разочаровал – галеты оказались пресными, несладкими, невкусными. Подарок показался мне хуже тех, что привозили деревенские мужики. Скоро на другой или на третий день отец уехал. Потом я узнала,  что он был в немецком плену,  но когда его освободили, его направили в Алкино  (Башкирию) в лагерь для проверки военнопленных, разрешив заехать домой повидаться с родными.  Где-то через год отец вернулся. На него не было найдено никакого компромата, но печать, что он «был в плену» так и осталась на нём и на  нашей семье.

Вредные привычки.

В деревнях тогда было обычным делом по праздникам напиваться до пьяна. При этом давали водку или бражку и детям . В деревне во время войны, да и после неё была нехватка гармонистов. Мой брат Славик был очень восприимчив к музыке. Он самоучкой научился играть на разных музыкальных инструментах. Он умел играть на гармошке, на балалайке, на мандолине, на гитаре. Его мальчишку уговаривали, просили поиграть на вечеринке. Он играл. И ему давали выпить спиртное. Когда отец вернулся из лагеря, у нас дома тоже бывали застолья и нам с братом тоже давали по рюмочке выпить.  В этом не было ничего особенного. Так делали все.  Так что водку я пила еще в дошкольном возрасте. И она мне не казалась противной, как она мне кажется сейчас. Просто было ощущение обжигающей жидкости.

Тогда же Славка, который был старше меня на 4 года, пробовал с мальчишками курить. А чтобы я не сказала об этом дома, давал курнуть и мне, но мне это тоже не понравилось.

Еще истории.

Однажды зимой меня послали за молоком как мы говорили —  «в деревню». Нужно было спуститься по крутому склону, перейти речку Шемелку и подняться на другой берег, где находилось село.  Было скользко, я могла упасть и разбить бутыли. Груня замотала их тряпками, уложила в сумку и сказала: « Иди, Лялечка! Не бойся. Если упадешь, всё равно не разобьёшь».  Я вышла из дома. У крыльца стояли деревянные козлы, на которых лежало бревно. Я решила проверить правду-ли сказала Груня.  Я ударила сумкой по бревну.  Ничего. Не разбились. Еще раз ударила – не разбились.  В общем, я била сумкой по бревну до тех пор, пока не разбила бутылки и вернулась домой.  Груня мне не поверила, что я упала и бутылки разбились, но меня не ругали и не наказывали.    Я вообще не помню, чтобы меня когда-либо наказывали.

Я прошла ещё один обязательный этап школы жизни, который, по моему, проходят все.   Я возвращалась домой из бани. Распаренная, страшно хотелось пить. Я подхожу к двери, а на ней висит железная скоба и она вся покрыта белоснежным инеем.  Я не могла устоять перед этим искушением и лизнула скобу. Я приложила весь язык и он прилип к скобе. Было очень больно. Я немного постояла, а потом дернула , отодрала язык и  с рёвом, с высунутым языком, по которому текла кровь, зашла в дом. А на скобе остался большой лоскут кожи с моего языка.

Ещё анекдот той поры, который мне очень нравится.

Поехали дед с бабкой с молоком в Казань на базар. Идут по улице. А на улице развешаны портреты наших вождей – Ленина, Сталина, членов политбюро. Бабка засмотрелась, споткнулась, упала. Молоко разлилось. Бабка плачет. Подходит милиционер: «Чего, бабка, плачешь?». «Да вот засмотрелась на чертей» — махнула бабка рукой на портреты.  Милиционер ее забрал. Дед стоит в растерянности и говорит: «Сколько раз говорил ей – не болтай лишнего, как радио».  И его тоже забрали.

Вот вам характеристика времени, государства устами, глазами ребенка.

Школа. Первый  класс.

И  вот в  сентябре  1945 г.  я пошла в школу. Каким же нудным показался мне этот первый класс. Я с таким желанием шла на первый урок и чуть не умерла от скуки. Весь урок мы разбирали что нарисовано на 1-ой странице букваря. А там был «труд, мир, май», красивые учительницы, красивые дети в красивой одежде на картинках. Я сразу возненавидела   слова «ма-ма   мы-ла  ра-му». Это было для меня так примитивно, так скучно, хотелось более сложного, нового, интересного. Хотелось сказать: «Ну когда же, когда же начнется настоящая учёба». И такие скучные уроки были полгода, пока не начались  в букваре какие-то рассказы. Но 1-ый класс я закончила с похвальной грамотой.

Отцу в Кулаево не было работы и осенью 1946 г. мы погрузили свои вещи на грузовик и поехали жить в Столбищи.

Столбищи (октябрь 1946г – август 1948г) 

Столбищи расположены в 11 км от Казани и от Волги. В селе находятся 2 озера, на севере — озеро Столбище и на юге озеро Заячье. Оба озера бессточные и являются памятниками природы Татарстана.  Поселение известно с 1565 г.  Современное название в начале 17 века  дала ему  императрица Екатерина Вторая, которая побывала в этих местах когда было строительство Оренбургского тракта.

В Столбищах мы жили в школе. Нам выделили один класс. Это была большая квадратная комната и мы всей семьей уже впятером ( отец,  мама,  Груня ,  Славка   и я ) жили в этой комнате. В этой комнате мы готовили еду, ели, спали, готовились к урокам. Школа там как и в Кулаеве стояла на отшибе села.

Страх смерти.

Недалеко от школы находилось кладбище и я часто бегала рядом с ним и никогда не боялась. А потом произошел такой случай. В деревне умерла молодая женщина. Она умерла от подпольного аборта.   Когда в деревне кто-то умирал – бабушка или дедушка- все ходили в этот дом, как говорили, посмотреть или даже потрогать. Тогда даже принято было фотографироваться с покойником.  Но смерть этой молодой женщины была какой-то ненормальностью.  На дворе стояла осень. Было холодно и рано темнело.  Я видела, как люди несли гроб на кладбище, а потом ушли домой.

И вдруг меня охватил ужас, что её оставили в холоде и в темноте, заваленной землей, откуда невозможно выбраться. Меня била дрожь, как будто это я очутилась там, под землёй.    Этот ужас долго преследовал меня, особенно когда наступала ночь. И какое-то время из-за меня в комнате на ночь не выключали свет.

В то же время, в классе, где проходили наши уроки, стоял скелет человека (мне казалось, что это был скелет мужчины) и у меня, как и у всех учеников не было никакого страха перед этими останками человека. Мы играли с ним, здоровались за ручку.

Учёба.

В Столбищи мы (Груня, Славка и я) приехали в октябре 1946 г.  Занятия в школе уже шли и я кое в чем отстала от программы. У меня возникли проблемы с арифметикой. Я не понимала деление с остатком и не умела это делать. Что-то в голове у меня заклинило. Мама пыталась мне объяснить, но я начинала нервничать ставить какой-то заслон в голове против этих объяснений и ничего не получалось.  И вдруг неожиданно непонятно почему всё изменилось. Мне вдруг стало всё понятно и удивительно — как я этого раньше не понимала.  И больше по учёбе у меня  никогда не было проблем ни в школе, ни в институте. Я училась легко на пятёрки. Четверки у меня были только по правописанию. У меня всегда были кляксы и не очень красивые буквы.

В этой школе был хороший физкультурный зал. Были стенка, кольца, брусья, конь, маты. И все это было благодаря нашей учительнице по физкультуре. Она появилась в школе как-то неожиданно с маленьким ребёнком на руках  и развила бурную деятельность. Ездила в Казань, в ГорОНО, выбивала какие-то деньги. На эти деньги приобретала физкультурное оборудование, спортивные костюмы. Она любила мою мать и мама тоже к ней хорошо относилась. Часто она оставляла нам под присмотр своего ребёнка. Не помню как звали ребенка, но он мне напоминал Буратино, был маленький и остроносый. О себе она рассказывала необыкновенные для деревни истории. Она то ли дочь, то ли жена генерала. Она одела нас в спортивные костюмы, теплые и удобные. Потом она набрала у всех знакомых денег с обещанием, что она поедет в очередной раз в Казань и привезёт ещё какие-то костюмы. И с деньгами исчезла. Оказалась – авантюристка. Потом приходили из милиции, расспрашивали о ней, т.е. это была не первая её авантюра.  И только у мамы она не взяла денег.  Эта авантюристка на мамино доброе к ней отношение не могла ответить неблагодарностью и подлостью.

В Столбищах меня приняли в пионеры. Помню об этом только в связи с тем, что  я очень любила читать газету «Пионерская правда».

Уроки пения.

Остались в памяти уроки пения. На уроках нас не учили музыкальным азам, нотам.  Мы просто пели .   Мы пели «Варяг», «Раскинулось море широко» и тому подобное.   Однажды произошел такой случай. Был Великий пост, наступила страстная неделя, когда петь было грех. Чтоб не согрешить я придумала как обойти эту проблему.  Я не буду петь, я только буду открывать рот.  Учительница не поймет, что я не пою, а я не согрешу.  Но когда на уроке учительница  скомандовала нам «три-четыре», раздалось только несколько голосов, остальные дети и я стояли с открытыми ртами. Почти весь наш класс оказался верующим и не хотел грешить! Тогда учительница стала вызывать нас к доске по одному и заставлять спеть один куплет. После того, как все мы согрешили, спев куплет, мы уже дружно всем классом грянули «Наверх вы, товарищи, все по местам.  Последний парад наступает.  Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает!»  

Религия.

В классе у меня была подружка – Катька Чамрина. Катька была из простой бедной семьи. Семья у них была верующая. Я ходила к Катьке в гости и принимала как должное  соблюдение в их семье религиозных обычаев. Например, Катькина семья соблюдала пост. Я тоже решила поститься и объявила дома, что я не буду пить молоко. Мама и Груня согласились. Я продержалась несколько дней. Потом няня Груня мне сказала: «Ну раз молоко не разрешается пить, давай тогда пей сливки». И я сдалась. Я, конечно, понимала, что и сливки нельзя пить, но переложила свой грех на Груню, которая меня «невинную» обманом заставила согрешить.     А потом наступила Пасха. В Столбищах церкви не было. Верующие ходили в соседнее село – Кабаны.    Пошли туда и Катька со своими родителями и взяли меня с собой.   Мы пришли в Кабаны вечером. Отстояли вечернюю службу, затем пошли на Крестный ход.  Впереди была тяжелая ночь без сна.  Под утро опять служба.  Я не выспалась, устала. Не помню последовательности церковного расписания, но  надо было исповедоваться. Мы стояли в цепочку и по очереди подходили к священнику. Он накрывал голову каким-то платком и монотонно, как автомат задавал вопросы типа «родителей почитаешь?» и т. д. Мне сказали, что на все вопросы я должна отвечать одной фразой «Грешна, батюшка, грешна». Так я и отвечала.  Потом мы причастились и нам дали просвирку. Просвирка  была пресная, невкусная, а  кагор на запивке был сладкий, нам с Катькой понравился и мы решили снова встать в очередь.  Но Катькины родители нас разоблачили и вытащили из очереди. Эта служба меня разочаровала,  не было ощущения святости праздника. Наконец, измученная я пришла домой и больше желания поститься и ходить в церковь у меня не возникало.

Природа и удовольствия жизни.

За школой начинались луга. Летом я ходила по этим лугам. Ловила бабочек рассматривала луговую живность,.  Там их было большое разнообразие. Я собирала этих бабочек,  жучков, паучков, мотыльков. Я тогда  в основном  их и узнала. На лугах росло много цветов. Там я  впервые  в траве увидела один очень красивый цветочек. Это была гвоздика- травянка.  Позднее, когда у меня появилась дача, я посадила на даче этот цветок.

Эта гвоздика была очень декоративна и неизменно радовала меня. Я накидывала на себя какой-нибудь платок или тюль и бегала по лугу, воображая себя феей.

В мае по вечерам начинался массовый лет майских жуков. Их полет сопровождался характерным жужжанием.  Мы бегали и ловили этих жуков. Их нужно было просто сбить рукой или тряпкой. Это было очень увлекательно.  Такого количества вылета майских жуков я больше нигде и никогда не видела.

Еще с наступлением весны наступал период  увлечения игрой в классики.  Там нужно было не только попасть специальной шайбочкой в нужную клетку, но и определенным образом допрыгать до неё. И с каждым этапом задания усложнялись.

Играли и в мяч.  Дети стояли кружком. Один подбрасывал мяч и когда ловил его кричал «шандор». Участники игры во время подброса мяча разбегались в стороны. а когда водящий кричал «шандор» должны были остановиться. Водящий должен был попасть мячом в одного из игроков. Если попадал, то тот становился водящим, о если промахивался, то снова водил.  Ну и, конечно, играли  в лапту и в старинную игру -ножички. Как гласит история, в неё играл еще малолетний царевич Дмитрий, который по одной из версий упал горлом на нож и истек кровью, а по другой версии его зарезали люди Бориса Годунова.

Часто играли в «Замри». Не помню правила игры, но все бежали или на месте  кривлялись, но когда водящий кричал «замри» все должны были застыть на месте в той позе в какой его застала команда. Это было забавно. Потом следовала команда «отомри» и все начиналось с начала.

А зимой метели наметали огромные сугробы снега. Я выкапывала в сугробах лабиринты. Там были комнаты со столами и лавками , с диванами. Я украшала эти комнаты сухими растениями и ветками. Эти ветки покрывались инеем и это уже был сказочный дворец,  а я была , конечно, принцессой в сказочной стране.  Но от Столбищ самые яркие воспоминания  у меня остались от купания в озере. Озеро было огромное. Утром летом , проснувшись, я шла на озеро и плескалась там до вечера . Возвращалась домой вместе со стадом коров.  Почти все лето я ходила в одних черных сатиновых трусах, натянутых  высоко на живот. В них же и купалась, а потом они на мне и высыхали. Я была как Маугли.  Купаться , в моем понимании, — это было нырять, друг друга догонять, топить, в общем, нахлебаться воды.  Стоял шум, крик, смех.

Поскольку это происходило  у берега, то вода была сильно взбаламучена, и мы, играя в этой воде успевали «хорошо» её наглотаться.  Однажды, дома сварили раков. Я их поела и пошла на озеро. Там я до одури накупалась, наглоталась мутной воды и к вечеру пошла домой. Я шла домой, меня качало, мне было дурно.  Я зашла  в дом и когда увидела на столе красные панцири раков меня вырвало. Я посмотрела потом в зеркало и увидела свои глаза – они были белые. С тех пор я не ем раков и не получаю удовольствия от крабов (морских родственников раков).

В Столбищах я окончила 2-ой и 3-ий класс.    А дальше – у отца забрали его часы-уроки (поскольку он был бывший военнопленный).   Его часы отдали родственнице какого-то районного начальства. И мы вновь поехали на новое место, где была для него работа. Так мы снова оказались в  Пестрецах.

Пестрецы (август 1948г – август 1949г) 

В Пестрецах мы прожили один год и я там закончила 4-ый класс.

Летом 1948г я заболела малярией. У меня была очень высокая температура. Помню, сижу на бревне около дома, солнце печет, жжет мои руки, плечи.   И одновременно, мне холодно, меня трясёт озноб.   Мне давали пить хину и делали уколы.  Врачи назначили ещё дополнительное питание. Один раз в день мне на детской кухне давали бесплатно манную кашу.  Эта манная каша  была пресная и невкусная.

Позднее, когда у меня уже были дети,  моя мать варила для них манную кашу. Так эта каша была очень вкусная.  Секрет заключался в пропорции содержания соли и сахара, которую мама установила опытным путем и неизменно соблюдала.

В Пестрецах протекала река Меша.  Дом, в котором мы жили, стоял на берегу Мёши . На другом берегу реки стоял прекрасный, чистый, светлый бор. Я часто ходила туда, собирала грибы — белые, подосиновики,  сыроежки – ну все, что обычно растут в сосновом бору. В одном месте там рос можжевельник. На нём синие-синие ягоды со специфическим вкусом и запахом.  Вокруг Пестрецов были овраги и на этих оврагах,  на их склонах росло огромное количество опят. Их собирали вёдрами. 

 В Пестрецах нам подарили кошку. Кошку звали Дунькой. Она была красивая- белая с рыжими и серыми пятнами. У неё был хороший коронный номер. Надо было к её голове сверху поднести палец и сказать: «Дунька! Дай носик». Она поднимала голову и носиком касалась пальца. Носик был нежнорозового цвета.  Дунька была ласковая, славная. Потом она с нами переехала в Юхмачи.

Память.

В 4-ом классе я много читала. Однажды я взяла книгу «Приключения Гекельберри Финна» Марка Твена.  Я прочитала книгу и принесла её сдавать. Учительница  не поверила, что я так быстро прочитала книгу,  открыла книгу наугад  в середине и сказала, чтоб я с такого –то места  пересказала ей содержание. Я начала ей рассказывать и так подробно, сохраняя лексику повести, что она подозрительно посмотрела на меня и спросила: «Ты что, наизусть её учила?». Я тоже, в свою очередь удивилась: « Зачем наизусть, ведь я её только что прочитала. Как же не помнить». Такая была у меня память.

Был ещё случай с памятью. Это было позднее в Юхмачах. Я не подготовилась к уроку  по истории. На следующий день  на перемене перед уроком я судорожно стала читать материал, но не успела прочитать все – прозвенел звонок и начался урок. Урок строился таким образом: начинал отвечать один ученик. По тому как отвечал ученик, учитель понимал как ученик выучил урок. Он останавливал этого ученика  и предлагал другому ученику продолжить ответ. Первой вызвали меня и я тут же начала говорить дословно, что успела прочитать на перемене. Я надеялась, что я так бойко отвечаю и сейчас меня остановят и предложат продолжить кому-то другому.  Но меня не остановили и я, дойдя до места, до которого я дочитала в учебнике,  замолчала. Дальше я не знала текст.

Переезд в Юхмачи.

Закончился учебный год,  у моего отца снова забрали его  часы учёбы, но предложили работу в Юхмачинской средней школе, которая находилась в 135 км от Казани.   И мы с вещами и с кошкой Дунькой поехали сначала в Казань. Там сели на колесный пароход. Пароход был забит простым людом. Было тесно. Плыли ночью. Хотелось спать. Лечь было негде. На палубе было зябко, в трюме душно. Пароход шлепал колёсами по воде, еле двигался   и периодически тревожно гудел. Наконец, в 3 часа утра   мы выгрузились на пристани Переволоки. Это самое узкое место суши между реками Камой и Волгой. Когда-то в этом месте перетаскивали суда из Камы в Волгу, потому и назвали так –Переволоки.  Потом мы долго сидели на берегу,  замерзшие, не выспавшиеся и ждали оказию – грузовик. Когда нашелся грузовик, погрузили вещи, мы залезли в кузов и поехали. Дорога была грунтовая, выбита колесами телег и грузовиков, вся в ухабах. Машина ехала медленно, переваливаясь с боку на бок, натужно гудела. Ехали долго и, наконец, приехали.

Мне было 12 лет.

Продолжение следует.

 

Просмотры(156)